Пустыри и абрикосы нашего детства
- Дед, неужели на Пустыре ничего, кроме вони, не заводится? И неужели мы пустота?
- В пустоте, Петька, родится творение. Ибо больше ему родиться негде….
М. Анчаров «Как птица Гаруда»
Рассказывает Евгения:
Все началось с абрикосов.
Кучи золотых, перезревших, налитых солнцем плодов гниют сегодня под моими окнами, посреди дороги, во дворах. Их почти не собирают. Их сгребают в кучи, закапывают…
Никогда такого не могло бы произойти в моем детстве! Абрикосы, вишни, черешня, шелковица, яблоки, груши – все, что росло в наших дворах – и в частном секторе, и в новостройках – было добычей детворы. Всё это срывалось, как только созревало, и дай Бог, чтоб успело созреть. С раннего утра с деревьев гроздями свисала ребятня, потому что – кто первый встал, того и абрикосы!
Были ли мы голодными? Не знаю, наверное не были. Но мы очень много гуляли! И, соответственно, всё это время что-то жевали, потому что – не идти же домой! Кроме ягод и фруктов, мы ели усики винограда, цветы акации- белой, желтой и розовой, жевали цветы клевера и высасывали цветочки-граммофончики, добывая из них сладкий нектар.
А еще – у нас были пустыри. Потом, в разговоре со своими друзьями, я выяснила, что пустыри возле дома были практически у всех. Как это получилось? Неужели в Городе тогда было так много пустого места? Но, так или иначе – это факт.
Мои первые в жизни осознанные летние воспоминания – это трава, сквозь заросли которой я пробираюсь, как сквозь лесную чащу. Трава накрывает меня с головой… Через пару лет я узнала, что трава бывает разной – мама моей подруги Вики была ботаником. Она научила нас отличать сурепку от горчицы, съедобное от несъедобного. Викина мама и показала нам, как есть стебельки укропа, горчичные зернышки и молодые стебли травы, как лакомиться ягодками шиповника так, чтобы в рот не попадали колючки. Благодаря ей я с пяти лет знала, какие растения – крестоцветные, а какие – розоцветные.
Еще через год мы начали строить на пустыре халабуды. И родители нам помогали, и старшие ребята. В таких сооружениях мы жили целыми днями, с утра до вечера. Мы играли в индейцев и ковбоев, в войну и эвакуацию, в бродячий цирк. Мы почти не играли с куклами в дочки-матери, куклы были нашими младшими сестрами, пленниками немцев или индейцев – в общем, полноправными участниками действа.
Потом мы почему-то стали учеными-биологами. Началось это, видимо, с операции по спасению старой яблони от гусениц. Этих гусениц мы и «изучали» всеми доступными нам средствами – с помощью всевозможных камешков, стеклышек и линз. Мы не уважали девчонок, которые пищат при виде дождевого червяка, гусеницы, лягушки или мышки: ведь мы были отважными исследователями и никого не боялись!
Рассказывает Марина:
Да, жаль было американцев, живущих в каменных джунглях, за железными сетками, на бетонных площадках, где всего развлечений – кидать мячик. По фильмам вроде «Вестсайдской истории» сразу было видно – ужасная у них жизнь! Поневоле станешь грабителем, убийцей, капиталистом-кровососом.
То ли дело у нас: если тебя «выпускают со двора», то, начиная с семи лет, перед тобой – весь мир! В этом мире полно садов – возле вечерней школы, и у реки, и запущенный Карповский сад, и далекая Шкурыгина дача, огороды новоселов… Да что там! Для игры достаточно было нескольких кустов на углу переулка, старой вербы с самодельным «гнездом» над уличной водопроводной колонкой, мусорки за трансформаторными будками.
Место диктовало игры, его диктовали друзья-заводилы, а также – недавно прочитанная книга, впечатливший фильм. Мы играли, конечно, « в войнушку», «в дочки-матери», «в индейцев и ковбойцев», причем ни одна игра никогда не повторяла другую – состав участников, оружие, приключения, ход игры – все всегда было разным. Оружие надо было сделать, достать, принести, надо было сделать шалаш или домик, халабудку, – бывало, что подготовка к игре была интереснее и дольше, чем сама игра.
Нам самим приходилось думать о своей безопасности. За родным порогом ты оставался один на один со спичками, пьяными взрослыми, острыми гвоздями в досках, стеклами. Самими неприятными врагами были хозяйские собаки и хулиганы, страше тебя на год-два.
Да, мы могли уйти на край света, но почему-то не уходили очень далеко. Да, мы гуляли целыми днями – без мобильников, лазили по сомнительным стройкам, пустырям, помойкам, закоулкам, – в одиночку, вдвоем, втроем. При этом учились сами отвечать за свои поступки – не перед взрослыми, а по факту – получать неприятности за свою глупость. И я считаю свое детство прекрасным и золотым!
У сегодняшних ребят есть многое, чего не было у нас – электронные книги, интернет… В общем, вы сами знаете. Но пустырей-то теперь днем с огнем не сыщешь. Да что там пустырей – сквер, посадка возле дома – и то редкость. Те, кто решает, какими должны быть наши города, считают, что у нас и так слишком много зелени и изо всех сил застраивают каждое свободное место в городе.
Где теперь родиться Творению? Где живет и развивается бурная детская фантазия?
Может, спросим у них самих?